Средневековая Корела. Формирование этнической и культурной общности (Корельская земля новгородских летописей)

     Достаточно поступательное и наглядно проявляющееся развитие культуры железного века в Приладожской Карелии фиксируется начиная с середины I тысячелетия н. э., и связано оно с более глобальными процессами европейской истории, приведшими к возрастанию роли и самостоятельности в развитии отдельных областей в регионе Балтийского моря. В этой северной зоне проживания разноэтнических народов происходит становление национальных (племенных) культур и экономик на базе технологии железного века. Необходимо сразу отметить неравномерность в развитии различных частей этой территории; так, в Скандинавии, Прибалтике и Западной Финляндии к железному веку сформировались развитые и самостоятельные в культурном отношении области.
     Из этого следует, что культура карел, как и других восточных прибалтийско-финских народов, не могла не развиваться под сильным внешним влиянием. На этом пути прослеживается несколько этапов. На начальном, относящемся к первой половине — середине I тысячелетия н. э., на основной территории проживания пракарел — на Карельском перешейке и в Северо-Западном Приладожье — параллельно (одновременно) существовали две различные культуры: местного населения, сохранявшего традиции каменного века, и пришлых промысловых охотников, принесших с собой изготовленные из железа наконечники копий и топоры, каменные блоковидные кресала, а также земледельческие навыки, что выявилось в ходе проведенных на этой территории в последние годы палеоэкологических исследований. Поиск аналогий упомянутым выше изделиям позволил установить, что они происходят из более развитых областей региона, то есть из Западной Финляндии, Эстонии, а также с Верхней Волги, где сформировался свой центр культуры железного века. Эти находки свидетельствуют о возросшем интересе к северной пушнине и, соответственно, о развитии пушной торговли в регионе.
     В эпоху меровингов (VII—VIII вв.) происходит становление центров постоянного населения. Как и на предыдущем этапе, роль Вуоксы как важнейшего стимулирующего развитие фактора была исключительно важна: все известные находки поселений или следов таковых на Перешейке приурочены к этой водной артерии. Роль Вуоксы как водного пути сохраняется и усиливается, она становится связующей внутренней артерией. Значение этой водной системы в выборе места поселения всё в большей степени определяется хорошим качеством земли по её берегам, наличием сухих, удобных для проживания всхолмлений с суглинистыми и песчаными почвами. В материальной культуре этого времени наблюдается сильное западнофинское влияние. Погребальный обряд сохраняет архаичные черты; погребения перекрываются каменно-земляной насыпью (как и в Восточной Финляндии в целом), в то время как в Западной Финляндии именно с началом этой эпохи перешли к обряду захоронения на каменной вымостке. Уже это обстоятельство указывает на то, что к теории переселения к берегам Ладоги из Западной Финляндии части населения следует относиться с оговорками.
     С наступлением эпохи викингов с присущей ей активной торговой деятельностью в регионе развитие этих переселенческих центров “притормаживается”, оно в археологическом материале четко не проявляется. Погребения этого времени представлены одиночными воинскими захоронениями с отчетливыми западно-финскими чертами как в погребальной обрядности (трупосожже-ние на каменной вымостке), так и в инвентаре (украшения запад-нофинских типов). Предметы вооружения представлены популярными в регионе и поэтому интернациональными типами. Это наглядно выступающее соответствие отнюдь, как это становится в свете последних исследований всё более очевидным, не означает продолжения массового переселения из Западной Финляндии через область Хяме на Карельский перешеек. Исследование погребального инвентаря показывает, что между районом Турку — Лайтила — Каланти в Юго-Западной Финляндии и Карельским перешейком аналогий вещам из погребений на Перешейке не находится и поэтому естественно предположить морской путь. По всей видимости, этих носителей западнофинской культуры не так привлекали новые земли, как возможности контроля за торговыми путями, по которым можно было попасть далеко на север, вплоть до Белого моря, и за торговлей пушниной.
     Формируется местный рынок, обслуживающий транснациональную торговлю по Волжскому (восточному) пути. В западно-финскую по облику культуру здесь, в Приладожской Карелии, добавляются общебалтийские, интернациональные элементы (браслеты, фибулы, определенные типы мечей, топоров и копий). Тем самым “викингский” облик могил усиливается. Карелия входит в область западнофинской культуры, после чего её можно считать общефинской. Однако одна важная особенность рассматриваемой территории проявляется уже на этом этапе, предшествующем сложению собственной карельской материальной культуры. Это избирательность, предпочтение лишь части украшений, а именно — наиболее популярных в Западной Финляндии и в целом на Балтике. Происходит формирование определенного “вкуса”. На следующем этапе эти вещи воспроизводятся уже на местах и тем самым местные мастера приобретают навыки ювелирного производства.
     В XI в. при сохранении в культуре присущих эпохе викингов черт (погребальный обряд, некоторые формы вещей) наступает отчетливый перелом в развитии населения. Могильники меняют свой облик: они значительно беднее, но самое главное — их функционирование не было кратковременным, многие продолжали использоваться и в последующую эпоху крестовых походов. Уже существующие к этому времени центры концентрации населения: Кякисалми (ныне г. Приозерск), Ряйсяля (Мельникове), Сак-кола-Лапинлахти (Ольховка) — продолжают развиваться и усиливаться. Проявляются новые — как, например, Кууппала в Кур-кийоки и Хелюля в Сортавале (городище Паасонвуори и др.).
     Новым фактором, делающим возможным существование на ограниченной территории значительного количества людей, становится земледелие, которое, как показывают палеоэкологичес-кие исследования, последовательно и неуклонно развивалось начиная именно с этого времени. Земледелие, таким образом, становится основным формирующим поселенческие центры фактором, который, наряду с хорошим качеством земли, возможностями торговли (богатые промысловые ресурсы, удобные водные пути, продукты сельскохозяйственного производства), и составил фундамент процветания карел в последующую эпоху, основу их экономической безопасности. Военно-политическая составляющая безопасности обеспечивалась отлаженными экономическими и союзническими отношениями с Новгородом вкупе с поголовным вооружением мужского населения и наличием хорошо укрепленных крепостей. Из расположенных главным образом по Вуоксе поселенческих центров к XII—XIII вв. формируется известное по новгородским летописям племенное образование Карельская (Корельская) земля.

Рис.1. Археологические памятники в Приладожской Карелии I — первой половине II тыс.н.э.

     Одной из главных особенностей существования и функционирования уже сложившейся ко второй половине XII в. карельской средневековой племенной (со своей территорией) и культурной общности явилось развитие в рамках, обозначенных выше, поселенческих центров — основы будущих погостов и позднейших приходов. Именно в этих центрах (рис. 1) складывалась и переживала расцвет средневековая карельская культура. Благодаря такого рода поселенческой структуре формировались местные ремесленные центры, продукция которых, соответствуя в целом принятым во всей древней Карелии формам и типам украшений, вносила местный колорит в национальный женский убор на уровне вариантов в орнаментации и выбора определенных, более популярных в данной местности типов украшений.
     Другой характерной для этой эпохи особенностью является наличие всех основных видов археологических памятников (следов), отражающих, таким образом, многие стороны жизни древних карел. Это поселения, могильники, жертвенные и культовые места, укрепленные городища, монетные и вещевые клады, отдельные находки вещей. К тому же от этого времени (XII—XIV вв.) сохранились письменные источники, в основном новгородские и другие древнерусские летописи.
     В этих условиях, при наличии целого комплекса археологических памятников, для их интерпретации, выявления максимально узких хронологических пластов и тенденции развития древнекарельского общества во времени чрезвычайную актуальность приобретает разработка детальной хронологической шкалы для всех категорий памятников. Основой для такой работы послужили материалы карельских грунтовых могильников, исследованных еще в конце XIX в. Характерной чертой карельских могил этой, так называемой эпохи крестовых походов в Финляндии, придающей им ярко выраженное своеобразие, является большое количество женских украшений костюма, число которых в случае коллективных могил с двумя-четырьмя погребенными (в этом случае всегда имеются захоронения мужчин) увеличивается. Это обстоятельство делает возможным установление надежной относительной хронологии, выявление динамики развития материальной культуры и погребальной обрядности. Находки карельских вещей в хорошо датированных культурных слоях древнего Новгорода и других городов-крепостей Северо-Запада России, существующие хронологические схемы по отдельным категориям вещей дают надежные основания и для абсолютной датировки вещей из могил, как мужских, так и женских, а также содержащих аналогичные изделия культурных слоев поселений и укрепленных городищ, вещевых кладов, других категорий памятников.

Рис. 1.а. Ножи с орнаментированными рукоятками в кожаных ножнах

     В результате рассмотрения погребального инвентаря нами выделены три группы женских и две группы мужских могил. Хотя между входящими в группы могилами и существует разница во времени совершения захоронения, детальный анализ инвентаря приводит к выводу, что большая часть могил хронологически достаточно близка друг к другу. Наиболее старшие могилы датируются второй половиной XII в. или его концом — первой половиной XIII в., могилы следующей группы — XIII веком, наиболее младшие — тем же XIII в. — началом XIV в. К сожалению, считающееся точным датирование с помощью радиоуглеродного метода на материале из карельских могил не проводилось, другие же методы датировки не позволяют определить точные даты, хотя из анализа материала становится очевидным, что имеется группа могил, содержащих, по всей видимости, изделия одного ювелира или вышедшие из одной мастерской. Они, следовательно, относятся к очень узкому горизонту.
     Обоснование такого ответственного вывода вытекает из уже выше отмеченного богатства карельского женского убора, содержащего целый набор различных бронзовых и серебряных украшений, а также из манеры украшать их гравированным орнаментом. В этом случае на рисунке (линейный или растительный орнамент) буквально читается “рука мастера”, поскольку, помимо наличия различных орнаментальных мотивов, еще и сам рисунок наносился в различной технике. Также и отлитые в литейной форме украшения имеют на поверхности определенные орнаментальные мотивы (овально-выпуклые фибулы с “ракообразным”, “зооморфным” орнаментом и т. д.). На этой основе построена типология наиболее типичных для карельской культуры украшений (рис. 2). С её помощью определяются, с использованием хронологических шкал, относящиеся к одному и тому же временному горизонту вещи на всей территории их нахождения.

Рис. 2.б. Ювелирные изделия (цепедержатели, подвески)

     Таким образом, можно говорить не только в целом о карельской культуре XIII—XIV вв., как это происходило ранее, но и “привязать” отдельные могилы на могильниках и другие вещевые находки к определенному уровню культурного слоя на поселениях, “разводя” таким образом как могильники, так и различные горизонты культурного слоя (к примеру, в Кореле и Тиверском городке) по более узким хронологическим горизонтам. В итоге получается более динамичная и многообразная картина развития древнека-рельского общества и его культуры. Использование подобной методики рассмотрения археологического материала в сочетании с возможностями определения возраста брёвен построек и других сооружений из раскопок древней Корелы методами дендрохроно-логии и радиоуглеродного анализа позволяет по-новому рассмотреть взаимосвязь ремесленно-торговых и племенных центров с округой, в том числе (и в первую очередь) их влияние на развитие ремесла и материальной культуры карел в целом.
     Возникновение Кякисалми (новгородская Корела с 1310г.), Ти-верского городка и Выборга завершило формирование Карельской (Корельской) земли. Расположение упомянутых укрепленных пунктов и наиболее густонаселенных и развитых поселенческих центров на Вуоксе указывает на роль последней как стержневой карельской артерии, формирующего всю поселенческую структуру фактора. Трудно переоценить роль этой водной системы в развитии экономики и торговли древней Карелии. Внутрикарельские связи хорошо прослеживаются по вышедшим из одной мастерской или изготовленным одним мастером украшениям, выявляемым в различных частях Перешейка и даже за его пределами. Международные торгово-экономические связи находят свое отражение в материале кладов, могильников и поселений. В свете последних исследований можно утверждать, что возникновение торгово-ремесленных центров с функциями также и укрепленных племенных центров приходится на период расцвета карельской культуры в конце XII—XIII в. Об этом свидетельствуют даты нижних слоев Корелы, относящиеся ко времени не позднее первой половины — середины XIII в., а также хронология вещевых находок во всех перечисленных городках. Рассмотрим их подробнее.

      Кякисалми-Корела (Корельский город)

     Наиболее масштабные работы здесь были проведены в 1970-х гг. (А. Н. Кирпичников) и в 1989—1990 и 1992—1993 гг. (А. И. Сакса). В результате этих раскопок вскрыты древнейшие горизонты культурного слоя на крепостном острове, выявлена хорошая, сопоставимая с новгородской, сохранность дерева и других органических остатков, а также зафиксированы следы ремесленного производства, собрана богатая коллекция предметов материальной культуры. На этом фоне в новом свете предстают также данные летописных источников, рассказывающие о событиях, связанных с Кякисалми-Корелой. К настоящему времени раскопками исследованы все культурные слои древнего города. Нижний, лежащий на материке (голубая глина), слой датируется первой половиной — серединой XIII в. Расплывчатость в датировке происходит от объективных причин: древесина, которую можно датировать с точностью до года рубки дерева, не всегда имеет такую сохранность, при которой остаются неповрежденными внешние кольца и даже кора.

Рис. 2.в. Овально — выпуклые фибулы.

     Первые известия о карельском укреплении в устье Вуоксы связаны с попытками шведов взять под свой контроль приладожскую (восточную) часть Корельской земли, центром которой являлась небольшая островная крепость. Попытка эта не удалась: новгородцы, осознав опасность, шведов прогнали и крепость основательно укрепили. По прошествии пятнадцати лет, в 1310 году, как теперь уже документально подтверждено, на этом же месте были построены новые укрепления, ставшие опорой новгородской власти в Карелии.
     Археологические раскопки прояснили историю городка на Вуоксе. Благодаря исключительной сохранности дерева все периоды его строительной истории, начиная с карельского племенного центра, относящегося ко времени не позднее первой половины XIII в., и продолжая известным по летописи временем его укрепления в 1295 и 1310 гг., хорошо фиксируются в культурных напластованиях крепостного двора. Некоторые вопросы возникают в трактовке слоя крупнозернистого песка мощностью до 0,5 м, перекрывавшего самый ранний строительный горизонт. Его характерной особенностью является большое количество керамики, исключительно круговой, щепы, залегающей также и слоями, оплавленных кусочков бронзы и целых изделий из металла, рыболовных грузил и поплавков. Особо следует отметить, что среди вещей, значительную часть которых составляли украшения (в том числе и карельских типов), имеются формы, бытовавшие задолго до основания поселения и могильника. Для могильников эпохи меровингов и эпохи викингов в Восточной Финляндии и Карелии характерно именно малое количество керамики.
     Еще одно наблюдение, сделанное в процессе раскопок, свидетельствует о сложной гидрологической ситуации в устье Вуоксы при слиянии её с Ладогой, постоянно изменяющемся уровне воды в реке. Проведенные нами замеры показали, что на момент формирования нижнего строительного горизонта, залегающего на глубине около трех метров от современной дневной поверхности, уровень воды в Вуоксе был всего лишь на 34 см ниже уровня упомянутого горизонта. В дальнейшем тенденция сводилась к повышению уровня, что вынуждало постоянно укреплять берег, существенно также поднимая его, что хорошо видно на планах и разрезах раскопа. По-видимому, в процессе одной из таких подсы-пок на край острова была принесена земля (крупнозернистый песок) из центральной части острова либо из какого-то другого расположенного неподалеку места. Такого рода подсыпки делались неоднократно, причем земля бралась из одного места, что видно как по характеру песка, так и по находимым в нем вещам.

      Тиверский городок

      Это островное укрепленное поселение располагается в центральной части Карельского перешейка на месте Тиверских порогов, примерно в 14 км к югу от поселка Мельникове. До искусственно произведенного спуска воды в Вуоксе в районе Кивиниеми (ныне Лосеве) в 1857 г. оно располагалось на острове, омываемом двумя рукавами реки. Тиверский городок, находясь на одном из самых сложных и стратегически важных участков восточного рукава Вуоксинской системы, контролировал и обслуживал путь из Финского и Выборгского заливов в Ладогу, формируя совместно с Выборгом и Корелой систему прикрытия центральных районов Корельской земли от неприятеля.

Рис. 2.г. Подковообразные фибулы

     Относительно даты возникновения упомянутого укрепления среди исследователей нет единого мнения. Финские археологи, начавшие работы на городище еще в конце XIX в., принимали за время его сооружения Х век или время около 1000 г. (Ю. Айлио, А. Хакман), не исключая и более позднюю дату — XII в. (Ю. Ринне). С. И. Кочкуркина, проводившая в 1970-е годы раскопки на городище, относит его основание ко времени между 1293 и 1323 гг., ссылаясь на то, что Ореховецкий договор запрещал возведение новых крепостей по обе стороны границы и, с другой стороны, строительство крепости на Вуоксе стало актуальным после возведения шведами Выборгского замка в 1293 г. А. Н. Кирпичников, также изучавший укрепления Тиверского городка, справедливо отмечая, что Ореховецкий мир часто нарушался и что новгородский летописец не упоминает городка во время походов шведов в устье Вуоксы в 1295, 1322 и 1337 гг., полагает, что основание его могло состояться в конце 1330-х годов или даже во второй половине XIV в. В письменных источниках Тиверский городок впервые встречается в списке “всем градом русским далним и ближним”, составленном в 1390—1396 гг. Последнее упоминание содержится в новгородской летописи, в записи о взятии его шведами зимой 1411 г.
     В настоящее время, используя более дробную хронологию и типологию карельских древностей в сочетании с результатами полевых работ последних лет, стало возможным по-новому рассмотреть материалы раскопок 1970-х годов. Среди них присутствует ряд вещей эпохи викингов. Все они обнаружены в южной части раскопа. Здесь при рытье погреба в конце XIX в. был найден клад серебряных вещей. В состав клада входили 11 украшенных филигранью бусин, двойная плетеная цепочка с наконечниками, головное украшение из серебряной проволоки (“сюкерё”), круглая с филигранью подвеска, две восточные монеты с ушками (894—902, 976 гг.), круглый медальон, две новгородские монетные гривны и три отпиленных от них кусочка. Часть перечисленных украшений характерна и для других карельских кладов из Сипилянмяки в приходе Саккола (ныне Громове) и Кильпола в Хийтола. В них также находились отсутствующие в Тиверском кладе типичные для карельского костюма подковообразные фибулы, что расширяет возможности датирования.
     Как нами уже выше было отмечено, время бытования этих, характерных для периода расцвета украшений устанавливается в промежутке от конца XII в. до конца XIII — начала XIV в. Следует особо отметить, что погреб был вырыт на валу. Клад, таким образом, был заложен в толще вала, или, что представляется более вероятным (в том числе и по глубине его залегания), вещи оказались в культурном слое поселения, перекрытом позднее валом. Культурный слой фиксировался и в других подвергавшихся в разное время раскопкам частях вала. Собственно и сам вал, защищавший южную часть острова, насыпан из культурного слоя. Причем состав вещей из культурного слоя и засыпки вала не различается. Следовательно, вал появился лишь после того, как культурный слой на городище уже сформировался, и время его сооружения можно отнести с большой вероятностью к концу эпохи крестовых походов (1050—1300 гг.) и даже к более позднему времени. Если исходить из предположения, что клад был оставлен в культурном слое, то вала на месте его нахождения еще не было в конце XII в., возможно, даже в первой половине XIII в., поскольку именно к этому времени относится часть вещей клада, а также обнаруженные в засыпке вала копоушка и керамика.

Рис. 2.д. Ювелирные изделия (копоушки, пронизки)

     Найденные в засыпке вала вещи и интенсивный черный цвет земли могут указывать на то, что вал был насыпан с использованием земли с площадки городища после разрушительного вражеского нападения и перед угрозой нового. Это предполагает, что поселение на острове было уничтожено пожаром, в результате которого и формируется подобный слой. Учитывая представленные выше наблюдения, мы можем констатировать, что как предшествующее сооружению поселение, так и этап существования уже укрепленного городка укладываются в один и тот же временной и историко-культурный интервал — вторая половина эпохи крестовых походов и начало раннего средневековья (конец XII—XIV вв.). Это период расцвета Тиверского городка и одновременно последний этап его существования.
     Отнюдь не случайно все ранние находки предметов эпохи викингов и эпохи крестовых походов происходят из южной части городища. В северной же части выявлены прежде всего следы производственной деятельности. Это несходство подчеркивается различием в характере укреплений: вал в южной части городка и каменная стена — в северной. Полагаю, что вал является более ранним сооружением по отношению к каменной стене, — это было отмечено и А. Н. Кирпичниковым. Есть основание предполагать, что вал первоначально защищал лишь южную часть острова, на которой и сосредоточены все ранние находки. На каком-то этапе и здесь принялись возводить каменную стену, следы которой фиксируются внутри вала, но по каким-то причинам она осталась недостроенной и её компенсировали насыпкой вала.
     В уточнении этапов строительной биографии острожка могут помочь летописные известия о походах шведов на Карельский перешеек. Путь из Выборга в Ладогу лежал по Вуоксе мимо Тиверского городка, и поэтому при усилении внешней угрозы его следовало укрепить. Шведы предпринимали походы на Кякисал-ми (с 1310 г. Корела) в 1294/95, 1314, 1322, 1337 и 1338 гг. Из них лишь целью двух походов — 1294/95 и 1322 гг. — было захватить военным путем крепость; как и в случае с Кякисалми, шведы могли захватить и сжечь во время похода 1294/95 г. и Тиверский городок.
     Известно, что до завоевания шведами Западной Карелии на месте будущего Выборгского замка и в Кякисалми были уже карельские укрепления. Несомненно, таковое существовало и у Тиверских порогов. Общей чертой всех этих вуоксинских укреплений было их островное расположение. Эта сформировавшаяся к XIII в. цепочка сделала Вуоксу внутренней карельской артерией, осью, на которой сформировалась Корельская земля. Но в этой системе, как мы уже неоднократно подчеркивали ранее, было одно слабое звено: тот, кто овладевал этими городками, получал под свой контроль всю Карелию. Это хорошо понимали шведы, отправившиеся немедленно после постройки Выборгского замка на завоевание центра восточной, приладожской части Карелии — Кякисалми. Новгородцы, потеряв западные карельские погосты, не могли допустить столь резкого нарушения равновесия, установившегося в результате многолетней борьбы со Швецией в восточной части Балтики. В Короле с 1310 г. находился новгородский гарнизон, власть в крае осуществлялась наместниками.
     Последний всплеск обострения этой борьбы наблюдался накануне подписания Ореховецкого мирного договора в первой четверти XIV в. С этим временем может быть связано какое-либо очередное укрепление и Тиверского городка. К этому столетию относится и сооружение каменной стены в северной части острова.
     В заключение этого достаточно краткого обзора развития Карелии до окончательной потери самостоятельности карельской знатью в начальные десятилетия XIV в. следует упомянуть о плодотворном международном и междисциплинарном сотрудничестве на Карельском перешейке. В раскопках на крепостном острове на протяжении двух полевых сезонов участвовала археолог Пирьё Уйно из Финляндии; бывали и другие археологи из соседней страны. Материалы раскопок анализировались как в нашем Институте истории материальной культуры Российской Академии наук (РАН), так и в научных центрах Финляндии: Музейном ведомстве, университетах Турку и Иоенсуу, Геологической службе Финляндии. С российской стороны в работах принимал участие Институт озероведения РАН. Нельзя не отметить и тесное сотрудничество с музеями, а также со многими частными лицами, жителями Карельского перешейка и Северо-Западного Приладожья.

      Из публикаций автора по теме

1. Results and perspectives of archaeological studies on the Karelian Isthmus // Fennoskandia archaeologica. — Helsinki, 1985. — Vol. П. — P. 37—49.
2. Средневековая корела (к вопросу о происхождении этнической общности) // Материалы VI Международного конгресса финно-угроведов, [24—30 июля 1985 г., Сыктывкар: В 2 т.] / АН СССР. Урал. отд-ние. Коми науч. центр. Ин-т яз., лит. и истории. — М.: Наука, 1989. — Т. 1. — С. 94—97.
3. Karelia and the West Finnish cultural area in the Late Iron Age // Cultural heritage of the Finno-Ugrians and Slavs. — Tallinn, 1992. — P. 96—105.

4. Karjala ennen kolmatta ristiretkea // Suomen varhaishistoria. — Rovaniemi, 1992. — S. 468—479. — (Studia historica septentrionalia; 21).

5. The early history of the fortress of Kakisalmi, Russian Karelia — archaeological and radiocarbon evidence // Fennoscandia archaeologica. — Helsinki, 1995. — Vol. XII. — P. 41—47. — Joint authors: T. Kankainen, P. Vino.

6. The early history of the fortress of Kakiealmi, Russian Karelia, as evidenced by new dendrochronological dating results // Ibid. — P. 215—220. — Joint authors: P. Zetterberg, P. Vino.

7. Ancient history of the population of the present-day Leningrad Region // Karelia and St.Petersburg. — Joensuu, 1996. — P. 27—37.

8. The history of environment and development of agriculture on the Karelian Isthmus and N<orth->W<estem> Ladoga region: a palaeoecological and archaeological study // Congressus Octavus Internationalis Fenno-Ugristarum. — Jyvaskyla, 1996. — Pars VII. — P. 371—376. — Joint authors: E. Qronlund, H. Simola, J.- P. Taavitsainen, L. Kivinen, K. Tolonen.

9. Rautakautmen Karjala: Muinais-Karjalan asutuksen synty ja varha-iskehitys. — Joensuu, 1998. — 258 s. — (Studia Carelica Humanistica; 11).
10. Итоги изучения карельских крепостей эпохи средневековья // Раннесредневековые древности Северной Руси и её соседей / Ин-т истории матер, культуры Рос. АН. — СПб., 1999. — С. 192—206.

      Избранная библиография

1. Nordman С. A. Karelska jarnaldersstudier. — Helsingfors, 1924. — (Suomen Muinaismuistoyhdistyksen Aikakauskirja; T. XXXIV: 3).
2. Кочкуркина С. И. Археологические памятники корелы, V—XV вв. / АН СССР. Карел, фил. Ин-т яз., лит. и истории. — Л.: Наука, 1981. — 160с.
3. Кочкуркина С. И. Древняя корела / АН СССР. Карел, фил. Ин-т яз., лит. и истории. — Л.: Наука, 1982. — 216с.
4. Кирпичников А. H. Каменные крепости Новгородской земли / АН СССР. Ин-т археологии. — Л.: Наука, 1984. — 275 с.
5. Vino P. Ancient Karelia: Archaeological studies = Muinais-Karjala: Arkeologisia tutkimuksia. — Helsinki, 1997. — 426 s. — (Suomen Muinaismuistoyhdistyksen Aikakauskirja; T. 104).

      Источник: http://www.priozersk.ru